Почему французские коммунисты приветствовали немцев в 1940-м

Меньше недели потребовалось французским коммунистам, чтобы «переварить» пакт Молотова — Риббентропа в 1939-м, — пишет Арно Фольш в Valeurs actuelles. Коммунистическая партия Франции последовала указаниям Коминтерна, обязавшего все братские партии выполнять принятые Москвой решения.

«Разделение капиталистических государств на фашистские и демократические в настоящий момент не имеет значения», — объяснили в Коминтерне. Глава ФКП Морис Торез отправил партийному руководству письмо со следующими указаниями: «Ленин учил нас, что колебания недопустимы, когда …в интересах народа необходимо стать союзником даже самого дьявола… Тот, кто не понимает этого, не может быть революционером». Единственная цель, как он представил ее 19 ноября 1939 года (к тому времени Франция и Великобритания уже находились в состоянии войны с Германией, — прим. ред.), заключалась в «сопротивлении французскому империализму и его правительству».

Підписуйтеcь на наш Telegram-канал Lenta.UA - ЄДИНІ незалежні новини про події в Україні та світі

Хотя французская компартия была вскоре распущена за «сговор с врагом», она ушла в подполье и продолжила борьбу против своей страны. 1 октября ее парламентская фракция (переименованная в «рабоче-крестьянскую») обратилась к спикеру нижней палаты Эдуарду Эррио в напрасной попытке убедить его созвать депутатов для обсуждения «справедливого и устойчивого мира» Франции с гитлеровской Германией и сталинским Советским Союзом.

Ничто не могло заставить партию отказаться от этого курса. Даже вступление немецких войск в Париж 14 июня 1940 года. Даже направленные Молотовым Гитлеру три дня спустя поздравления от советского правительства в связи с «блестящим успехом Вермахта». По всей стране продолжали появляться листовки и афиши с призывом вести борьбу с тем же противником — «французским империализмом».

«Пока империалисты ведут смертельную борьбу, Советский Союз Ленина и Сталина проводит умную политику мира и нейтралитета, которая позволяет ему остаться в стороне от конфликта, — гласила одна такая афиша. — Советская политика мира соответствует пожеланиям французского народа. Долой капиталистический режим, который плодит нищету и войну. Да здравствует СССР! Да здравствует Сталин!»

«Французские солдаты! Немецкие рабочие — не ваши враги. Братайтесь, братайтесь!» — призывала одна коммунистическая листовка. «Немецкие солдаты — ваши братья, договаривайтесь с ними. Ваш враг — крупный капитал, тресты Франции, Англии, Америки!», — утверждала другая. «Враг находится не по ту сторону линии Зигфрида, а внутри нашей страны», — уверяла третья.

Министр иностранных дел Рейха Риббентроп как-то сказал удивившемуся такому обилию коммунистической пропаганды Муссолини: «Знаете, Дуче, некоторые печатаются в Германии…».

Не оставалась в стороне и газета «Юманите», официального возвращения которой напрасно пыталась добиться компартия (немцы были согласны, но правительство Виши категорически возражало): «Французские трудящиеся и немецкие солдаты. Отрадно видеть, что в это тяжелое время многие парижане дружески беседуют с немецкими солдатами на улице или в бистро, — гласит подпольный выпуск от 4 июля 1940 года. — Браво, товарищи, продолжайте, пусть это и не по душе некоторым глупым и вредоносным буржуям».

В декабре 1940 года семь депутатов-коммунистов написали из камер (их отправили за решетку после роспуска ФКП французским правительством) маршалу Петену с предложением выступить в качестве свидетелей обвинения на процессе, который французское государство собиралось устроить над «ответственными за поражение», в частности Леоном Блюмом, Эдуардом Даладье и генералом Морисом Гамеленом.

Леон Блюм (первый еврей главе французского правительства), бывший союзник коммунистов в период Народного фронта, стал объектом невероятно яростных нападок с примесью антисемитизма. «Отвратительная ящерица, которая трясется за свои привилегии», — отозвался о нем Морис Торез в феврале 1940 года.

В течение всего этого периода партийное руководство не предпринимало никаких усилий для борьбы с нацистами, если не считать нескольких происшествий. Тем более что нашедший прибежище в СССР Морис Торез при любом случае приветствовал «взаимопонимание» с Гитлером. «По нашему мнению, в основе сложившихся добрососедских и дружественных советско-германских отношений лежат не случайные соображения конъюнктурного характера, а коренные государственные интересы как СССР, так и Германии», — заявил Молотов на заседании Верховного совета 1 августа 1940 года. 28 сентября он принял в Москве Риббентропа под звуки «Интернационала» и «Песни Хорста Весселя» (гимн НСДАП) в знак укрепления пакта, который в конечном итоге развалился исключительно по воле Гитлера.

Французская компартия была неразрывно связана с СССР и его немецкими союзниками, поэтому дошла до того, что приветствовала подписание в сентябре 1940 года трехстороннего договора Германии, Италии и Японии.

В то же самое время она язвила насчет «воинственного» поведения США, которые собирались вступить в войну для освобождения Франции.

Все изменилось после неожиданного нападения Германии на СССР 22 июня 1941 года. «В текущих условиях действия коммунистов ничем не отличаются от действий других патриотов», — гласила новая партийная доктрина. За один день де Голль превратился из «реакционера» и «противника демократии», стремившегося «полностью лишить нашу страну свободы», в союзника по Сопротивлению.

Как писал Леон Блюм, эти кульбиты компартии с начала и до конца войны «осуществлялись без каких-либо объяснений, если не считать приходивших из Москвы распоряжений, связанных лишь с переменой советской политики. Так, стало очевидно, что вектор действий французской компартии не определялся ей самой, а навязывался извне. Она слепо подчинялась приказам … (другого) государства, менявшим их в зависимости от собственных национальных интересов».

Как бы то ни было, все это не помешало ФКП накопить «сопротивленческий» багаж, который помог стереть из памяти прошлый коллаборационизм, войти во временное правительство де Голля и оставаться одной из самых влиятельных французских партий вплоть до начала 1980-х годов. На муниципальных выборах 1977 года она даже смогла одержать победу в 1 500 коммунах. Тем не менее до самого конца ФКП сохраняла верность кремлевским хозяевам.

На заставочном фото: танцы на улицах Парижа, 1930-е