Аннексия Крыма — стартовая точка, с которой все началось

О.Бычкова: 21―05 московское время. Это программа «Суть событий». В московской студии — Ольга Бычкова. С сутью событий с нами в Zoom — Сергей Пархоменко. Привет! 

С.Пархоменко― Привет-привет! Я надеюсь, что меня слышно и видно. Я, во всяком случае, вижу и слышу тебя прекрасно. 

О.Бычкова― Все отлично слышно видно. Я только напомню нашим слушателям, что слышно в прямом эфире «Эха Москвы», во-вторых, слышно и видно в трансляциях в YouTube на основном канале «Эхо Москвы».

С.Пархоменко― И я добавлю еще призыв задавать мне вопросы перед этими эфирами еженедельно в моем Фейсбуке. Пока еще он работает. Мы об этом поговорим чуть-чуть попозже; в моем Телеграм-канале «Пархомбюро», который в случае чего останется, по существу, единственным каналом постоянной, поминутной связи с моей аудиторией, поэтому, пожалуйста, подписывайтесь на этот канал. И помните, что я довольно активно стараюсь работать в YouTube-канале последнее время. Это касается не только того, что я в последнее время в понедельник устраиваю большие стримы с дополнительным временем к этой программе и почти ежедневно выкладываю там свои реплики, и тоже стараюсь превращать YouTube в такой канал связи с вами и советую вам им пользоваться. Там тоже можно комментировать, задавать вопросы. Там существует обратная связь, и меня там все больше и больше. И те, кто привык к этим пятничным общениям, теперь у вас есть возможность достаточно серьезно это все расширить. 

Я даже не задавал вопросы сегодня — хотя формально задал его — о том, о чем мне нужно сегодня разговаривать. Понятно, что за эту неделю с прошлой пятницы, как мы с вами в этом интерьере, на этих радиоволнах виделись и слышались, наша жизнь стала совсем другой, и она поменялась радикально. И если мы неделю тому назад обсуждали, как при помощи довольно энергичной, изобретательной и слаженной информационной атаки, которую организовали американские военные и натовские, и натовская разведка — атака была сугубо информационная, — и они для этого задействовали мощно все свои возможности взаимоотношений с мировой прессой, передавая в открытую те данные, которые у них был и те прогнозы, которые у них были. 

Вот мы обсуждали, зачем это было сделано и как это помогло отодвинуть, по всей видимости, некоторые даже надеялись, что отсрочить надолго, а, может быть, совсем отменить момент российской агрессии. Сегодня мы видим, что отодвинули совсем ненадолго, и мы видим, что все эти прогнозы, над которыми многие успели посмеяться, кто-то уже успел упрекнуть и мировую прессу, которая передавала это, не проверив и самих авторов этих сообщений, успели их обозвать паникерами, фальсификаторами, кем только не, — сегодня мы видим, что это абсолютно оправдывается, и эти сведения оказались очень близкими к реальности. И они, по существу, может быть, только на сутки или полтора дня поспешили по сравнению с реальным календарем. 

И то, есть такое впечатление, что это отставание объясняется тем, над чем особенно громко смеялись в российском МИДе и разные провластные, пропагандистские медиа — над договоренностью и обещанием, которое дал Владимир Путин китайскому лидеру не начинать военную операцию до окончания Олимпиады. Он выдержал этот мораторий. Военная операция, действительно, началась на следующий день после окончания Олимпиады. Так что и над этим можно было бы не смеяться. Но и это все некоторое вступление. Это все некоторое предисловие к страшным событиям, буквально беспрецедентным и трагическим, которые за последние 75 лет, с момента окончания Второй мировой войны, за три четверти века эти события не с чем сравнить. В Европе одна хорошо вооруженная страна атакует другую, хорошо вооруженную страну. Атакует из соображений захватнических, из соображений агрессии, прикрывая свою агрессию демагогическими лживыми заявлениями о вынужденности этой атаки, о благородстве своих намерений, о желании кого-то спасти, кого-то защитить и так далее. 

Вот здесь очень важно вернуться к началу событий, попытаться понять, где та стартовая точка, с которой все началось. И, конечно, мы возвращаемся с вами в раннюю весну 2014 года, к аннексии Крыма. Выбор этого момента объясняется только одной вещью — тем, что показалось, что плохо лежит. Показалось, что Украина слаба, Украина отвлечена на другие проблемы, Украина дезорганизована бегством своего президента, попыткой этого президента расчленить страну. Давайте вспомним, что было до того, как Янукович бежал из страны. Он попытался разделить страну на две. У него это не получилось. Его не поддержали даже его бывшие соратники, его бывшие сторонники внутри Украины. Если забыли об этом, погуглите, как он летал в Харьков, пытался там организовать другую Украину. И тогда показалось, что можно схватить задешево. И схватили задешево. 

И вот здесь я должен обратиться к моим друзьям, в том числе. Среди моих друзей есть достаточное количество людей, которые говорили тогда: «Послушайте, ну как можно этому не радоваться? Ну, как можно не быть довольным, что такая прекрасная вещь как Крым оказалась нашей? Ведь это же такое замечательное место. Там так красиво, там так приятно, там такой чудесный климат, там ни с чем не сравнимое море. И наша история с этим так связана. Вот эти все дворцы Ливадийские, вся эта Ялта, Чехов, всё вот это описанное у Бунина, все это, описанное в нашей литературе, вся эта музыка, которая там была написана, все эти прекрасные истории про российскую аристократию, которая проводила там свои лучшие дни; замечательные истории про поэтов и художников, которые вдохновлялись этими писателями, — ну, как же можно быть этому не радым? 

У меня есть семья моих друзей. Они оба довольно известные российские переводчики и педагоги. И мать семейства в этой семье происходит из Крыма. Она там родилась, она там провела свое детство. И она говорила мне: «Послушай, совершенно исключено, чтобы я была как-то против этого. Это же мое место. Сам подумай: ну как я могу быть этому не рада?» А я ей на это говорил тогда, не зная, что я имел в виду, не зная, что в точности из этого будет, — я ей говорил, что это начало каких-то важных событий, которые так повернутся, что мы пожалеем об этом, и мы подумаем с тобою завтра, что вопрос не только в том, что там очень красиво. Так оно и случилось. 

Дальше — и мы это хорошо знаем, это многократно доказанный и признанный непосредственными участниками факт — была сделана попытка искусственно оторвать кусок Украины. Для этого какие-то люди, какие-то реконструкторы, какие-то свихнувшиеся любители поиграть в костюмированные войны, а также просто офицеры спецслужб, циничные, хладнокровные, но умеющие производить на идиотов впечатление, всякие Гиркины-Стрелковы и все прочие, как их там называли, всех этих людей, они отправились отрывать от Украины кусок. Они хотели оторвать большой кусок. Они хотели оторвать всю эту дугу, начиная от Харькова и кончая Одессой. Посмотрите на карту, как это выглядит. Огромный этот юго-восточный, южный полумесяц, я бы сказал, почти половина украинской территории. 

Вот что они попытались сделать. У них получилось мало что. У них получилось два кусочечка, огрызочка двух областей: Донецкой и Луганской. Там они и закрепились, там они отгородились от остальной Украины. Там они вскрыли границу между Украиной и Россией. Через эту границу они стали получать нескончаемые конвои с разного рода военным оборудованием, оружием, боеприпасами и нескончаемый приток наемников и разного рода бандюганов, которые хотели там повоевать. Из разных соображений. Кто-то хотел грабить и мародерствовать, кто-то хотел красоваться перед телекамерой. Кто-то хотел испытать себя и продемонстрировать свою стать перед не слишком разборчивой девушкой. Кто-то хотел просто этой блатной романтики. Разные были мотивы. Но разнообразный сброд, разнообразное отребье сбежалось и съехалось туда. 

Я эти людей в прошлый раз видел в 1993 году в Белом доме в Москве, когда вот такие же люди, а в какой-то мере и те же, просто они постарше, а тогда они были молодыми, собрались понюхать жженого мяса в Москве. А теперь они поехали понюхать жженого мяса в отдельных районах Луганской и Донецкой областей. И взяли в заложники тамошнее население. 

Огромное количество людей уехали тогда. В одну сторону бежали, в другую сторону бежали. Судьбы были сломаны, дома были разрушены. Жизни были искорежены. Какое-то количество людей там осталось. В основном остались женщины, дети и старики. Потому что мужчины активного возраста либо были вынуждены идти в банду, либо должны были уехать оттуда и уехали. И вот этот фурункул на теле Украины просуществовал 8 лет. И 8 лет вокруг него разворачивалась пропагандистская операция. Много лет он использовался для того, чтобы лишать Украину будущего, чтобы мучить украинскую экономику , украинскую политику, украинское общество. И было понятно, что когда-нибудь он пригодится для чего-нибудь более масштабного. Вот он и пригодился. 

Мы слышим нескончаемые лживые заявления о том, что Украина — это страна фашизма, нацизма, геноцида. Ни в самой Украине, ни вокруг этих районов Луганской и Донецкой области никогда не было ничего похожего на этнические чистки, ничего, похожего на национальный террор, ничего на преследование по языковому принципу, по национальному принципу, по принципу вероисповедания или еще чего-нибудь. Люди, которые видели Сребреницу, которые видели места настоящих этнических чисток и геноцидов на Балканах, в Югославии, прекрасно видят и знают эту разницу. Это выдуманная история. Не существовало никой угрозы. Ее не было до тех пор, пока там не появились люди вроде Гиркина, все это бандюганское воинство. 

Более того, все разговоры про том, что мы не можем этого оставить, мы не можем этого позволить, ведь там же будет геноцид, там будет чистка, там будут расстрелы на улицах. Но вот есть ряд случаев. Самый известный из них это город Славинск, который перешел из рук в руки. Там не было ни чисток, ни геноцида, ни преследований. Этот город продолжал жить той же жизнью, только без войны. Так он был в военной зоне, а потом оказался вне военной зоны. И это не единственный случай. Это просто самый крупный, самый известный. Понятно, что есть немало территорий, которые таким образом переходили из рук в руки. 

А дальше выяснилось, на что пригодится эта консерва, на что пригодится этот припасенный, лелеемый на протяжении 8 лет конфликт. А пригодится он на то, чтобы стать еще одной гарантией главной задачи, которую решает для себя человек, который сидит во главе России — вот этот император, этот фараон по фамилии Путин. Задача у него одна: сидеть на этом стуле вечно. Это единственное, что его по-настоящему беспокоит. Это единственное, чему он посвящает все свои политические труды. На наших глазах он в 2020 году разрушил российскую Конституцию с этой целью и больше ни с какой другой. Это было сделано для того, чтобы гарантировать ему вечное пребывание у власти. Теперь оказалось, что есть способ укрепить эти надежды при помощи войны. 

Во-первых, устранив неприятный, я бы сказал, прецедент, совершенно невыносимый элемент для сравнения. Оказывается, так бывает. Бывает страна, похожая на Россию, очень, я бы сказал, симметричная, состоящая в рифме с ней, рифмующаяся с Россией. Такие же люди, такое же прошлое, такие же проблемы. Такие же пороки, такой же климат по существу, такая же география, такие же проблемы с постсоветской экономикой, те же проблемы с географическим положением на краю Европы. Очень много похожего. Но только посмотрите, оказывается, бывает вот так. Бывают выборы, которые заканчиваются признанием результатов этих выборов. Бывает парламентская республика, где парламент означает многое и где он самостоятелен, где важен состав парламента и где жизнь страны и политические решения, принимаемые в этой стране, зависят от конфигурации парламента и от большинства, которое в нем. И это важная вещь. Президент Украины не декоративный, не ритуальный, не церемониальный. Он чрезвычайно важный руководитель, но огромное количество вещей решает не он в Украине. Он может только обратиться с этим в парламент. И дальше в зависимости от состава парламента и наличия большинства в нем и качества большинства эти решения будут приняты так или иначе, или не приняты вовсе. 

Оказывается, бывает страна, которая развивается таким образом. Оказывается, бывает страна, которая последовательно движется к тому, чтобы стать полноправным членом европейского сообщества не в учрежденческом каком-то смысле, а в содержательном, философском. Вот есть сообщество Европы. Есть эта совокупность стран, народов, культур, желаний, мечтаний. И Украина становится постепенно, шаг за шагом частью этого. С огромным трудом, преодолевая огромные, высоченные препятствия, борясь с самой собой, с коррупцией, со всей безалаберностью, со всем тем, что свойственно людям, проведшим 7 десятилетий внутри совершенно безумного образования под названием Советский Союз, который во многом сломал историю этих стран, испортил историю этих стран, изуродовал. Это нужно преодолевать, изживать, постепенно приходить в себя, вылечиваться от этого. 

С.Пархоменко:Его мотив — испугать людей, которые полагают, что что-то подобное можно сделать внутри России 

Украина постепенно это преодолевала с большими проблемами, но она стояла на разумном пути, на пути развития такого, которое предопределено современным развитием человеческого общества, современной цивилизацией. Она была повернута, по крайней мере , в правильную сторону. И сами украинцы могли быть недовольны тем, с какой скоростью она туда двигается. Хотелось быстрее, легче, слаженнее, но, тем не менее, это было так. Это очень неприятное сравнение. Это очень стыдный для человека, который взял на себя миссию отца российской рации, неприятный мотив сравнений. От него нужно избавляться. 

Собственно, в этом ответ на вопрос: а чего он вцепился? А что ему именно Украина не дает покоя, жизни не дает? Почему не Узбекистан? Почему не Молдавия? Что вдруг Украина? А вот что: очень неприятное, невыгодное сравнение, с который он жил каждый день, этот человечек. Это первое. 

Справившись с этим, ему показалось, он приблизится к вожделенной цели — к сидению на этом стуле. 

О.Бычкова― А как это связано все-таки — война… 

С.Пархоменко― Вот так ровно, как я сказал. Нужно избавляться от неприятного мотива для сравнения, чтобы никто не подумал, что можно по-другому. Можно только вот так. 

Вторая история, второй мотив для этого же: испугать людей, которые полагают, что что-то подобное можно сделать внутри России. 

Третий мотив: связать кровью и ответственностью всех тех, кто вокруг него. Вот это важнейшие вещи, которые двинули его в направлении войны. Это его война. Она никем больше не была ему навязана. И фраза о том, что у нас не было другого выхода, это единственный способ, нас оставили без выборы — это ложь и лицемерие. Не существовало никакой угрозы, исходящей от Украины. Никакой. Что касается расположения вооружений и всякого такого, можно было и нужно было договариваться не с Украиной, а с теми, кому эти вооружения принадлежат, исходя из своего собственного поведения, из того, что уже сделала Россия, где она расположила свои силы, свои пусковые установки и так далее. Об этом можно разговаривать и нужно разговаривать так, как об этом происходил разговор на протяжении, собственно, все половины XX века, остановленный и прерванный Путиным в пору его правления. 

О.Бычкова― Остановимся на этом месте, у нас сейчас новости и реклама на «Эхо Москвы». «Суть событий» с Сергеем Пархоменко. Буквально через несколько минут мы в этот эфир вернемся. 

О.Бычкова: 21―33 московское время. У микрофона — Ольга Бычкова. Мы продолжаем программу «Суть событий» с Сергеем Пархоменко, который с нами в прямом эфире «Эха Москвы» и в прямых трансляциях «Эха Москвы» в YouTube и и Яндекс.Дзене по Zoom. Продолжай! 

С.Пархоменко― Я пытался объяснить, почему я считаю, что война в Украине в конечном итоге представляет собою инструмент, способ решения главной политической задачи, которая стоит перед господином Путиным — задачей вечно оставаться у власти. С помощью войны, как ему показалось, он может избавиться от ненужного сравнения со страной, которая живет другой жизнью и стоит на другом пути развития. С помощью войны он может избавиться от последней оппозиции. Потому что это прекрасный способ. Даже не оппозиции, а последних заусенцев, которые мешают ему расположить свою власть в России таким образом, как ему хочется. Потому что это прекрасный повод еще лучше, чем эпидемия. Прекрасный повод для того, чтобы отменить все, что хочется отменить, запретить все, что хочется запретить, отодвинуть всех, кого хочется отодвинуть и избавиться от каких бы то ни было обязательств перед кем бы то ни было и чем бы то ни было. «Не время, товарищи — война!» Помните, это прекрасный лозунг? Сейчас война, сейчас не до прав, сейчас не до правосудия, сейчас не до справедливости, сейчас не до милосердия, сейчас не до честности — сейчас можно всё. Мы всё посвящаем войне. Плюс ответственность, которую за это можно размазать на людей, которые его окружают и убедиться в том, что среди этих людей оказались только лояльные. А кто вдруг дрогнет в этой ситуации — ситуации: «А ну застрели партизан!» Помните, истории времен Великой отечественной войны? Как проверить лояльность перебежчика? Заставить его совершить что-нибудь кровавое. Это практиковалось и на одной и на другой стороне фронта. Этому учили людей, и они с удовольствием учились этому сами. 

Я вообще не склонен как-то возлагать ответственность на тех, кто преподавал эту гнусную науку — науку убийства и подлости Владимиру Путину и его соратникам в школе ГКБ. Сами учились. Сами выбрали себе эту профессию и это образование. Ну, и освоили все, что полагалось освоить. В частности, вот это повязывание, помазывание в церковном смысле слова кровью. 

Ну, и, наконец, последнее. Нужно же каким-то образом убедиться, что господь, действительно, избрал. Нужно ответить на голоса, которые звучат в этих ночных бдениях в монастырях. Нужно прислушаться к опыту старцев, присмотреться к видениям, мироточениям и всякому прочему, что наполняет собою жизнь дремучего религиозного фанатика. 

Вот так началась война. Всё остальное — ложь и пропаганда. Мы видим, что пропаганда становится все грубее и грубее. Все началось со слов, которые теперь кажутся даже почти умеренными, кажутся почти взвешенными, кажутся аккуратно выбранными сегодня, три дня спустя — словами о том. что нужно защитить, нужно гарантировать, нужно оградить. Хотя что-то такое мешалось все это время. Ну, например, вскрывшийся отвратительный смысл истории с депортацией людей из ОРДЛО. Сегодня мы прекрасно понимаем, что это были не беженцы, это были не эвакуированные. Это были депортированные, которые понадобились в этот конкретный момент с двумя целями. Первое: создать пропагандистскую еще одну платформу, еще один повод для объявления войны, показать детей, женщин, стариков, которых везут в неизвестность, которые страдают, рыдают, боятся, которым голодно и холодно, которые не понимают, где они проведут сегодняшнюю ночь. Это зрелище очень сильное, и этим зрелищем можно прикрыть многое, даже начало войны. 

А второе — это заложничество. Потому что мужчины из этих семей остались там. И нужно было держать их под контролем. И нужно было не допустить там, внутри никакой тени сопротивления, никакой тени сомнения среди этих людей. Прекрасный способ: вывезти жен, детей и престарелых родителей. А потом, когда дело было сделано, что беженцы уже никуда не бегут, что они уже ничего не опасаются, и можно уже их не везти дальше. И их хладнокровно на следующий день после того, как документы были подписаны и война началась, лидер одной из этих республик Пушилин сказал, что «мы останавливаем эвакуацию». Подождите, если эвакуировать, то вот сейчас. Если есть опасность для населения, то вот сегодня. — «Не, мы приостановим эвакуацию. Нам больше не надо». Проблема решена, вид сделан. Вот это было первое зверство, которое произошло на наших глазах. 

Дальше зверств стало больше. Мы пришли к сегодняшнему дню, когда речь идет просто о нескончаемом потоке ярости, свирепости, когда государство, власть которого сформировано демократическими выборами, причем уже даже не первым слоем этих выборов. С тех пор, как произошли события, от которых отталкиваются, как от точки преступления отталкивается российский фараон, с тех пор дважды передавалась власть в Украине. Про это кто-нибудь хочет помнить? Сначала один президент выиграл выборы. Это был Порошенко. Потом другой выиграл выборы и получил власть у предыдущего мирно, процессуально, процедурно выверенным образом. 

То же самое произошло с парламентом, с которым произошли одни выборы, потом другие. То же самое произошло с несколькими правительствами, которые формировалась в Украине на основании большинства в парламенте, то же самое произошло с судами, которые назначались и переназначались в соответствии с украинской процедурой. 

Всё это объявлено бандитизмом, узурпацией, фашизмом. Это все «бендеровцы», как это называет Владимир Путин, видимо, имея в виду город Бендеры. Есть такой, недалеко от Одессы. Вообще-то то, что он имеет в виду, называется Бандера. Эту букву хорошо бы не путать. Но впрочем, уж до буквы ли в этих обстоятельствах? Всё это фашисты, бендеровцы, а теперь еще и наркоманы. Ну, можно, конечно, и наркоманами называть, особенно после истории с аргентинским кокаином, который так и затерялся в коридорах Российского министерства иностранных дел, все эти несметные сотни килограмм. Помните эту историю? Я помню. А вы, видимо, забыли. 

С.Пархоменко:Ни в Украине, ни в Луганской и Донецкой области не было ничего похожего на этнические чистки 

Так вот мы ждем сегодня ночью продолжения уличных боев в Киеве. Два дня продолжается война, настоящая, полноценная, полномасштабная с вторжением с трех сторон ровно так, как это и предсказывали эксперты и разведчики еще несколько недель тому назад под хохот и грохот российского МИДа. Ровно так это и происходит. Включая Беларусь, кстати, с территории которой тоже происходит вторжение, сколько бы не истерил господин Лукашенко на эту тему. 

Это полноценная война, это сопротивление изо всех сил. Это украинское ополчение, которое разрастается с каждым днем. Это население, которое готово сражаться и демонстрирует свою готовность сражаться и сражается везде, где это возможно. Так вот мы ждем и исходу этих двух дней войны уличных боев за Киев. Сегодня весь день происходят эти бои на северной окраине Киева. Есть то ли один, то ли два аэродрома, которые захвачены нападающими. Один из них это аэродром, принадлежащий заводу Антонова на севере от Киева. Другой — это бесконечно переходящий из рук в руки Гостомель. При помощи этого аэродрома пытаются организовать воздушный мост для того, чтобы наращивать нападающие силы. Но вопрос не в аэродроме, а вопрос в том, что да, война приблизилась вплотную к Киеву. И на повестке дня взрыв мостов через Днепр. Некоторые мосты через речки поменьше уже взорваны. И уличные бои прямо на улицах Киева. 

И мы задаем себе этот вопрос, и мы слышим эти вопросы бесконечно одни и те же. Ну, а что, а что, если Киев удастся взять, что, если удастся, запустив в Киев головорезов, запустив в Киев убийц, организовав в Киеве уличные бои, получить хотя бы мнимый контроль над этим огромным городом? Что дальше? Это что, конец войне? Это начало войны. Это начало большой войны в Европе — вот это важно понимать. Важно понимать, что война в Украине началась не для того, чтобы закончится этой Украиной. Важно понимать, что для агрессора успех в этой войне или, во всяком случае, то, что он сам сможет назвать успехом, будет сигналом тому, что ее можно будет продолжать. А где ее можно будет продолжать? Да где охота. 

Как так вышло, что древний город Колывань называется каким-то Таллинном? Кто вообще разрешил его переименовывать? Как так получилось, что исконная славянская земля Калининград оторвана от родной российской территории? Кто позволил установить этот кусок чужой земли между нашей землей и нашей землей? Так возникает вопрос, почему существует Литва. А кто разрешил быть Польше? А откуда взялась Эстония? Все эти детища похабного Брестского мира. 

Вот у нас есть Военно-историческое общество. У него и документы есть, что все это организовал Ленин Владимир Ильич. Всем этим мы обязаны большевикам, наследниками которых мы себя провозглашаем и с наслаждением считаем все эти годы. И Ленин Владимир Ильич продолжает у нас лежать в хрустальной постели посреди столицы на главной ее площади. Но все, что мы делаем, это исправление злодеяний этих людей. И мы знаем, что злодеяний было много. Организовали Прибалтику, создали Польшу, позволили существовать Чехословакии. Какую-то еще Молдавию всунули. Мы исправим все это. 

Шутки шутками, сарказм сарказмом, но людям в Европе нужно понимать это, что с падением Украины, если нам суждено увидеть это падение, они теряют не просто буферную зону, не просто какую-то странную, скучную, не интересную им окраину, про которую они мало что слышали и в общем, не очень хотели слышать. Они теряют надежду на то, что агрессор там, на востоке не позарится на них, европейцев. У них было такое ощущение, что это в какой-то мере их не касается, что это где-то далеко. 

С падением Украины это, оказывается, здесь, рядом. Путин убедился, что прямая угроза ядерным оружием — а он несет эту угрозу, он говорит об этом хотя он не произносит этого вслух, но он совершенно очевидно указывает на это, — прямая угроза ядерным оружием работает. Она парализует волю, сознание и профессионализм европейских политиков, а за ними и американских. 

Путин убедился, что так можно. И собирается убедиться с этим окончательно, когда ему сообщат, что Киев взят. В этот момент окажется, что так можно. И вопрос не в том, что так можно было, а так можно будет — вот что важно. И европейским политикам и людям в Европе предстоит это научиться понимать. Предстоит с этим начинать жить. Это важнейший урок этой войны, итог этой войны. Она еще не кончилась, а итог этот уже есть, он уже здесь. 

И понимать это очень важно. И жить нужно в этих новых условиях, когда Европа открыта перед агрессором. И повода, мотива для остановки его, вот нет естественного барьера, за котором наступает немыслимое. Теперь все мыслимо. В конце концов, Александр I был в Париже. В чем, собственно, дело? Если хорошо поискать по маленьким провинциальным дорожкам во Франции, можно найти столбики, сохранившиеся до сих пор, установленные там, в русской армии, по которым она рассчитывала свои маршруты передвижения по пути в Париж. Они там кое-где есть в кустах эти столбики. Их давно не красили, давно не ремонтировали. При желании можно и это придумать. 

А Петр I с удовольствием работал в Лондоне. Не проведать ли место его трудов? Не существует дальше никакого естественного барьера, не существует дальше ничего, что могло бы логически остановить агрессора. Агрессор может продолжать играть дальше. Тем более, что в его распоряжении огромное количество всяких удовольствий. Одно из них мы видим сейчас — игру в Чернобыльскую АЭС, которая оказалась в руках армии агрессора. Теперь можно выдумывать всё, что угодно. Можно найти на ней подготовленный заряд, что вот свирепые «укры» собирались уничтожить, взорвать Чернообыльскую АЭС, они угрожали всей Европе, а мы спасли. Можно фантазировать, как хочешь, нет никакой границы, можно врать свободно и до бесконечности. Все в твоих руках. Тем более, что если обращать это на внутренний рынок, если зарабатывать этим очки у своего собственного населения, так можно теперь легко справиться с любой информационной конкуренцией. Война же? Можно закрывать медиа, можно блокировать социальные сети. Вот сегодня мы услышали о том, что, по всей видимости, наступают последние дня Фейсбука. Мы не знаем, что такое «частичные ограничения деятельности Фейсбука». Это как? В какой мере оно частичное, в чем в точности оно заключается, а главное, чем оно мотивировано? Тем, что там звучат антивоенные лозунги? Тем, что там собирают подписки под антивоенными заявлениями, петициями? 

Вот одна петиция набрала больше полумиллиона голосов. Другая, журналистская петиция собрала больше 200 имен самых известных действующих, ярких российских журналистов. Мне ужасно жалко, что мне не дали знать в какой-то момент, что собирают эти подписи, поэтому я сейчас в эфире обращаюсь к организаторам этой петиции: «Пожалуйста, поставьте там мое имя». Пусть оно будет в самом конце списка, неважно — пусть оно там будет. Я вам обязательно позвоню, напишу про это, но пока здесь говорю: поставьте мое имя тоже под этой петицией, под этим заявлением журналистов против войны. Я тоже журналист. И я хочу быть в этом сообществе. 

Фейсбук помогает этому всему, поэтому Фейсбук должен быть уничтожен. Дальше следующий шаг — это YouTube по всей видимости. Телеграм, Твиттер и так далее. Потому что они мешают войне. А война — это главное, это все, что осталось от России сегодня. Вот что важно понимать. И вы отдайте себе отчет в этом: война — это все, что осталось от России и чему будет пожертвовано, в чем будет сожжено всё, что захочется диктатору пожертвовать и сжечь ради своей этой единственной цели — продолжать сидеть на этом стуле. Все, что вам дорого: ваши сбережения, ваши надежды, ваши планы, ваши будущие намерения, ваше имущество, ваши дети. Вы готовы отдать своих детей для того, чтобы их сожгли там, где не сожгут детей тех, кто это задумал? 

Госпожа Тихонова находится в безопасности. Мисс Лаврова находится в безопасности. Прекрасный отпрыск Кириенко находится в безопасности. Вы не увидите их на фронте никогда. А ваших детей можете и увидеть. 

Меня спрашивают в Фейсбуке, что вот, дескать, «у вас большая аудитория, вас многие читают, обратитесь к вашим читателям с вопросом и вашим зрителям в YouTube, в в Телеграме: Кто уже знает о цинковых гробах, пришедших с фронта к ним в город, на их улицу, в их квартал? Я не буду с этим обращаться, потому что нет никаких цинковых гробов. Официальная пропаганда заявляет, что на этой войне российская сторона не несет потерь, потому что за российской армией туда, в Украину въехало достаточное количество рефрижераторных вагонов, где и буду передерживать в черных пластиковых мешках, кого вы ждете в цинковом гробу на родине. Не повезут этих гробов сейчас. Будут их там передерживать дни, недели, столько, сколько нужно, чтобы вы отвлеклись и успокоились. 

А если окажется, что вагонов не хватает, наступит черед следующей техники — мобильных крематориев. Они тоже разработаны Российской армией. Правда, основа для этих мобильных крематориев — это так называемые инсинераторы. Погуглите, что это за слово. Это такая штука, которая была изобретена для утилизации трупов павших домашних животных и птиц в случае эпизоотии, какого-нибудь неприятного заразного заболевания домашнего скота. Вот для этого в местах, где это происходит подгоняются мобильные крематории. Теперь их собираются использовать для других целей. 

О.Бычкова― А откуда это известно-то? 

С.Пархоменко― Это известно из текстов, которые я читаю. Гуглишь: «мобильный крематорий» и получаешь, с одной стороны, сообщение о том, что российская армия закупает мобильные крематории, а, с другой стороны, разъяснение специалистов из похоронной индустрии о том, что такое мобильные крематории. Эти тексты есть, любой желающий может их найти и прочесть. Достаточно только полюбопытствовать. 

Так или иначе, это сообщение о том, что жертв нет, является совершенно ясным указанием на то, что вам не отдадут тела ваших детей. Жертв не может не быть при реальном развитии боевых действий. Мировая военная наука не признает такой возможности, считает такой шанс нулевым. А наука есть наука, в том числе, и военная. 

Самый главный вопрос, который я слышу: Отчего так мало людей выходит на улицы, хотя так много людей заявляют при помощи всякого рода коммуникационных инструментов о том, как они ненавидят эту войну? Очень просто: люди боятся физической боли. Российское государство сегодня перешло в общении со своими гражданами на язык побоев, на язык причинений физических увечий. Выйдешь на улицу — получишь резиновой палкой. Потом выкрутят руки, потом будут тащить лицом по асфальту. Люди боятся боли, а это тот язык, которым разговаривает сегодня российская власть и агрессор во главе ее с людьми, которые ей достались. Остановимся на этом месте. До понедельника, до моего стрима. А потом до следующей пятницы, я надеюсь , здесь, в эфире «Эха Москвы»!